В русской поэзии очень часто можно встретить наш город. Есть стихи, посвященные Симферополю, есть стихи, в которых он лишь упоминается или подразумевается. Я решил собрать все эти шедевры до кучи под общей рубрикой "Стихия". А вдруг кому-то ещё будет интересен поэтический образ нашей столицы.

Анатолий Милявский

Чужой язык на улицах звучит,
Зачем его мы изучали в классе!
И виселица на углу торчит,
А вместо Карла Маркса - "Гаупштрассе"

Все стало - говорить и петь - опасно,
Во все дома ползут тоска и страх.
Расстреливают по ночам в Дубках,
За балкою глухой с совхозе "Красном".

Для смерти и неволи стал причиной
Любой поступок и любой пустяк.
Работает фашистская машина,
Круша людские жизни в челюстях.

Иван Котельников

Фома Симферополь

I
Фома Симферополь
Без четверти шесть
Приходит с работы
Сердитый, как жесть.

Фома Симферополь
Срывает сюртук,
Тяжелую шляпу
Швыряет на крюк.

Фома Симферополь
Садится за стол
И ровно минуту
Исследует пол.

За окнами осень,
За окнами гром,
За окнами липы
И каменный дом.

В чугунных оградах
Клокочет вода,
Мелькают машины,
Шипят провода.

Фома Симферополь,
Очнувшись, встает.
Секунда-другая,
И это пройдет.

Пройдет и отпустит
Почти без следа
И чувство досады,
И чувство стыда.

Фома Симферополь,
Упав на диван,
Раскинет руками,
Как башенный кран.

Раскинет руками,
Закроет глаза,
Глаза, из которых
Сверкала гроза



Фома Симферополь

II
Отплакала осень,
Приходит зима.
Мы были бы рады,
Но где же Фома?

Фома добровольцем
Отправлен на фронт
По черным мишеням
Стрелять в горизонт.

Фома Симферополь
Два года войны
Живет и проводит
В окопах страны.

В широкой шинели,
В шинели до пят
Он ходит в атаку
И ходит в наряд.

С другими глазами,
У правого – шрам,
Таким он, наверно,
Запомнится нам.

Когда же осколком
Гранаты «Фагот»
Фома Симферополь
Был ранен в живот,

Природа внезапно
Ударила в гром,
А все остальное
Смешалось потом.

1994 март

Александр Лесин

Открываю свой город заново
И влюбляюсь, как в первый раз,
В красоту его первозданную -
В ту, что скрыта была от нас...

Эта яркость кого не порадует?
Только шаг придержите, прошу,
Стали улицы наши нарядными -
Как по выставке прохожу!

ИННОКЕНТИЙ АННЕНСКИЙ

ТОСКА БЕЛОГО КАМНЯ

Камни млеют в истоме,
Люди залиты светом,
Есть ли города летом
Вид постыло-знакомей?

В трафарете готовом
Он - узор на посуде...
И не все ли равно вам:
Камни там или люди?

Сбита в белые камни
Нищетой бледнолицей,
Эта одурь была мне
Колыбелью-темницей.

Коль она не мелькает
Безотрадно и чадно,
Так, давя вас, смыкает,
И уходишь так жадно

В лиловатость отсветов
С высей бледно-безбрежных
На две цепи букетов
Возле плит белоснежных.

Так, устав от узора,
Я мечтой замираю
В белом глянце фарфора
С ободочком по краю.

1904, Симферополь

БОРИС ПОПЛАВСКИЙ

***
Я вам пишу из голубого Симферополя,
Потому что теперь никогда не увижу.
Осыпаются листья картонных тополей
На аллеях сознанья изорванных книжек.

Когда на фоне дребезжащей темноты
Зажгутся полисы бессмысленных видений,
Галлюцинации разинутые рты
Заулыбаются на каждом блике тени.

Всех найдете на осеннем тротуаре,
Только больше с каждым лишним годом,
Глаза голодные мечтой о самоваре
С в нем опрокинутом дешевеньким комодом.

ВЛАДИМИР ЛУГОВСКОЙ

МОГИЛА СКИЛУРА

...Здесь пращуры, здесь вождь Скилур
С тяжелой бородой.
Насуплен он, суров и хмур,
А кудри льют водой.

Здесь археологи прошли
С лопатой и киркой,
Нарушив вечный сон земли,
Ее слепой покой.

Освобожденный от камней
Квадрат, приют могил.
И так тревожно стало мне,
Как будто здесь я жил.

Здесь ласточки, свистя, снуют,
Беспечны и легки.
Здесь козьи колокольцы бьют,
И кровь стучит в виски.

И вновь дождей весенних синь,
И снова на холмах
Бушуют мак, чабрец, полынь,
У мертвых в головах.

Уходит в землю острый бур,
Летит над школой флаг.
Шумят дожди... Здесь жил Скилур
И сын его - Палак.

Здесь жили пращуры... Косяк
Ворот. Узор стены.
Мы жили здесь. Здесь русский стяг -
Червленный стяг весны.

Хоть я немало побродил,
Но сердцу вновь дано
Вдыхать тысячелетний пыл,
Горячий, как вино.

Стоит на юге гор предел,
Шуршит в камнях змея.
Ведь здесь я жил, здесь песни пел,
Здесь родина моя!

АНАТОЛИЙ МИЛЯВСКИЙ

Из поэмы "ГОРОД У САЛГИРА"

Декабрь в Крыму - сезон глухих дождей,
По ступицу в грязи колеса тонут.
По всей дороге трупы лошадей,
И на телеге раненые стонут.

Сюда не долетает канонада,
Лишь эти стоны, вестники беды...
ЧИстилищем стал Симферополь ада, -
Стал тылом севастопольской страды.

Стал кладбищем, огромным лазаретом,
Где не хватает ни людей, ни рук.
Еще везут по слякоти кареты
Сестер Крестовоздвиженских на юг.

...В больнице градской в пятнах крови пол,
Кромсают плоть усталые хирурги.
Он целый день работает, как вол,
Профессор дерптский, гость из Петербурга.

Забиты госпитальные палаты,
Лежат вповалку нижние чины.
Он видит все. Глаза напряжены.
Блестит от пота лоб крутой Сократа.

ВСЕВОЛОД РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

КРЫМСКИЙ СКОРЫЙ

Был поезд как поезд. Колес перебор
Отстукивал - то ли чечетку,
То ль просто хорея с гекзаметром спор,
Веселый, чугунный, стремительный вздор,
Прыскучую заячью походку.
А в окнах бежали - ни ель, ни ольха,
Скупые кремнистые дали,
поля и деревни пестрей петуха
Врывались цезурой в разрядку стиха
И с дымом назад отлетали.

Вот мост подвернулся - плетеный сарая,
Крест-накрест бегущие ноги,
Река опрокинула облачный край,
Нагорных песков рассыпной каравай
Да будку у самой дороги.

И снова ракиты, и снова пруды,
Заката косые заплаты.
За Харьковом сдвинулись ближе сады,
И в скалдках оврага багрянцем слюды
Сверкнули вишневые хаты.

Пахнуло полынью. Теплеет луна,
Овраги уходят из вида.
Я целую ночь простою у окна,
Покуда не станет на юге видна
В далеких предгорьях Таврида.

Горбатые степи, зеленый Сиваш,
Зарей захлебнувшийся тополь,
На станциях гравий, и воздух не наш,
И горы - подобье повернутых чаш, -
И сонный, в садах, Симферополь!

Стрекочут колеса, летят под откос
Обрывки лилового дыма,
В прохладе тоннеля завыл паровоз,
И память узнала сквозь заросли роз
Скуластые пажити Крыма.

АРСЕНИЙ ТАРКОВСКИЙ

ПЕТУХ

В жаркой женской постели я лежал в Симферополе,
А луна раздувала белье во дворе.
Напряглось петушиное горло, и крылья захлопали,
Я ударил подушку и встал на заре.

И, стуча по сырому булыжнику медными шпорами,
С рыжим солнцем, прилипшим к его гребешку,
По дворам, по заборам, - куда там! - на юг, над заборами
Поскакало по улице "кукареку".

Спи, раскинув блаженные руки. Пускай пересмешники
Говорят, как я выпрыгнул вон из окна и сбивал на бегу
С крыш - антенны и трубы, с деревьев - скворешники,
И увидел я скалы вдали на морском берегу.

Тут я на гору стал, оглянулся и прыгнул - бегу над лощинами,
Петуха не догонишь, а он от меня на вершок.
- Упади! - говорю и схожу на песок. Небо крыльями бьет петушиными.
Шпоры в горы! Горит золотой гребешок!

Владимир Маяковский

Небесный чердак
Мы пролетали,
мы миновали
местности
странных наименований.
Среднее
между
"сукин сын"
и между
"укусить" -
Сууксу
показал
кипарисы- носы
и унёсся
в туманную синь.
Го -
ра.
Груз.
Уф!
По -
ра.
Гур -
зув.
Станция.
Стала машина старушка.
Полпути.
Неужто?!
Правильно
было б
сказать "Алушка",
а они, как дети -
"Алушта".
В путь,
в зной,
крутизной!
Туда,
где горизонта черта,
где зубы
гор
из небесного рта,
туда,
в конец,
к небесам на чердак,
на -
Чатырдаг.
Кустов хохол
да редкие дерева.
Холодно.
Перевал.
Исчезло море.
Нет его.
В тумане фиолетовом.
Да под нами
на поляне
радуги пыланье.
И вот
умолк
мотор - хохотун.
Перед фронтом
Серебряных тополей
мы
пронеслись
на свободном ходу
и
через час -
в Симферополе
1928 год.

Павел Гребенюк

***
В Симферополе вьюга. Привычный пейзаж
Беспокойством снежинок нарушен.
Что за странный каприз, что за чудная блажь --
Заковать в серебристое лужи,
Разукрасить узорами стекла в домах,
Ограничив уют до печали,
И армады смирительных белых рубах
На дрожащие ветви напялить.

1992

Ярлыки: Стихия